ФИПР: Путин, Соловьев и Сажин

Заключение сделок в офшорной юрисдикции стало нормой в индустрии. Cкажу, что применение офшорных юрисдикций и законодательства западных стран де-факто стало отраслевым стандартом у нас при заключении сделок ранних стадий. Индустриальное сообщество вынуждено, по сути, выбирать из двух зол, скажем так, наилучшее.

Все «разборки» проводят в российских судах. Если мы возьмем законодательство западных стран и офшорные юрисдикции, казалось бы, там существуют все необходимые инструменты, которые защищают права инвесторов и права основателей компании. Однако в случае возникновения конфликтной ситуации в подавляющем числе случаев, разрешение этой конфликтной ситуации всё равно приходится искать в России. Потому что рано или поздно мы доходим до российской компании и имеем дело с российским уставом, который создан в соответствии с Гражданским кодексом, с генеральным директором, который работает по российскому трудовому законодательству.

Кроме того, судебные издержки в западных судах являются просто неподъемными для компаний на ранних стадиях. Когда дело доходит до каких-то «разборок», всё равно все приходится делать в России. И, казалось бы, альтернативой этому могло бы стать российское законодательство. Но почему им никто не пользуется? Потому что оно на самом деле не содержит в текущий момент инструментов, которые стали мировым стандартом.

Конвертируемый займ. Приведу пару примеров необходимых изменений. Когда инвестор хочет вложиться в какую-то компанию, зачастую она настолько молода, что невозможно определить ее справедливую стоимость. И инвестор просто даёт деньги. Потом проходит какой-то период времени, например, один год, компания достигает каких-то показателей, и на основе этих показателей определяется стоимость компании и как следствие — доля, причитающаяся инвестору. В настоящий момент по Гражданскому кодексу Российской Федерации заключить подобную сделку невозможно. А если бы в нём существовало понятие конвертируемого займа, которое существует в законодательствах других стран, то это было бы возможно.

Опционный договор. Ещё один пример — инвестор инвестирует в некий проект и получает за это мажоритарную долю, обещая вернуть половину из нее в случае, если основатели и руководители этого проекта достигнут, например, выручки в 300 миллионов рублей. Основатели достигают этого показателя, инвестор отказывается выполнить взятое на себя обязательство. В российском законодательстве нет инструмента, который обязал бы инвестора выполнить обещание. Однако введение такого понятия, как опционный договор, могло бы сделать так, чтобы это стало возможным.

Просим вас проследить, чтобы наши предложения приняли во внимание при обсуждении Гражданского кодекса. Есть еще целый перечень, кроме двух приведенных примеров, мер, предложений и инструментов, которые мы предлагаем к внедрению в Гражданский кодекс Российской Федерации, а также некоторые другие законодательные акты. Мы этот перечень проработали предварительно, обсудили со многими сторонами, вовлеченными в законодательный процесс. И хотим попросить Вас дать поручение Государственно-правовому управлению совместно с ФРИИ проконтролировать, чтобы наши предложения попали и в контекст обсуждения Гражданского кодекса, который идет прямо сейчас.

Нужно, чтобы этими инструментами начали пользоваться. Понятно, что внести изменения в законодательство — это хорошо. Но нужно ещё сделать так, чтобы этими инструментами на рынке действительно начали пользоваться.

Использование офшорных юрисдикций — отраслевой стандарт не только для частных инвесторов, но и для институтов развития, фондов, связанных с деньгами государственных компаний, госкорпораций. Они также используют эти инструменты, потому что по-другому никак не могут защитить свои права на текущий момент. И мы хотели бы порекомендовать им какую-то часть сделок, в случае, если все те правки, о которых я говорил выше, будут внесены в Гражданский кодекс, совершать в соответствии с российскими законами. Тем самым они будут развивать практику применения всех новых инструментов. Ну а затем мы, частные инвесторы, эту инициативу тоже подхватим и к ней присоединимся.

Конечно,  существует и проблема, о которой Вы сказали — недостаточное формирование, несвоевременное формирование правовой базы и, соответственно, нет нормативной базы. У нас и бизнес, который требовал подобного регулирования этими нормами, был в зачаточном состоянии, поэтому и не было необходимости в этих нормах. А теперь необходимость существует. И мы, конечно, должны не только пугать наши компании, вытаскивать их из офшоров какими-то административными мерами, но и, прежде всего, создавать условия и экономические, и правовые, с тем чтобы обеспечить интересы и собственника, и инвестора, и всех участников этого процесса.

Конечно, с удовольствием воспользуемся Вашими предложениями. И уже сейчас могу Вам пообещать, что все необходимые поручения по проработке этих предложений будут сформулированы и даны Правительству и Правовому управлению Президента.

Проблема №1 — некому инвестировать. Первая проблема в том, что в России нет игроков, которые готовы инвестировать на ранней стадии. Вообще. Например, $0,5 млн — это слишком много для ангела и слишком мало для фонда. Для фонда такая маленькая сделка нерентабельна, одно её оформление будет стоить 10% от этой суммы. А для ангела 15 миллионов рублей — это слишком много.

Проблема №2 — в законодательстве не прописаны нужные нормы. В нас инвестировали фонд и 2 ангела. В российском законодательстве нет процедуры, позволяющей фонду и двум ангелам инвестировать так, чтобы они могли защитить свои интересы — раз, и два — впоследствии могли комфортно выйти. Поэтому мы были вынуждены делать инкорпорирование за рубежом, что, наверно, для России плохо.

Проблема №3 — налоги. Налоговое регулирование в России против стартапов. Я зарабатываю много, трачу меньше, но я плачу очень много налогов, потому что подавляющая часть моих расходов — это фонд оплаты труда, который не снижает мой НДС. Получается, что мне выгоднее продавать пирожки в метро, чем создавать интеллектуальный продукт в России.

Проблема №4 — фонды не участвуют в привлечении следующего раунда. И теперь две конкретные претензии к фондам.

Первая — фонды в России думают, что если они дали деньги, то на этом можно расслабиться, хотя я вижу гигантскую проблему в:

а) поле следующего раунда;

б) выход.

Нам очень повезло с тем, что наш последний раунд — с Guard Capital — по сути, был за руку приведён нашим предыдущим инвестором Bright Capital. Но это, насколько я знаю, единичный пример. А так — фонды дают деньги, следят за тем, чтобы их не разворовали и всё.

Проблема №5 — корпоративный заказ. Я много раз был в Кремниевой Долине, и там крупные корпорации активно участвуют в том, чтобы давать деньги, в том, чтобы создавать цели и потребности — в какой сфере и для чего создавать стартапы. В России я ни от одного фонда ни разу не услышал (ну, возможно, кроме как от Intel Capital), что они вообще рассматривают какие-то компании как партнёров.