Архив rb.ru

Сергей Киселев: Мы тратим чужие деньги

Архив rb.ru
Анна Чубий

Автор RB

Анна Чубий

Известный московский архитектор уважает не только чужие деньги, но и архитектурную среду города

Сергей Киселев: Мы тратим чужие деньги
Присоединиться
Про архитекторов говорят: карандаш в руках заказчика. Мол, чего один пожелает, то другой и нарисует... Обидно? Известный московский архитектор Сергей Киселев в ответ на это пожимает плечами: «Нужно отдавать себе отчет, что мы тратим чужие деньги. Нам доверяют — мы счастливы, но бывает, конечно, что заказчик доверяет только себе».

Уважение не только к чужим деньгам, но и к архитектурной среде города, памятникам исторического наследия лежит в основе всех проектов Сергея Киселева. Неудивительно, что он и его команда является лауреатом всевозможных архитектурных премий и наград, в том числе и от девелоперов.

20 лет назад молодой выпускник МАрхИ уволился из престижного по тем временам ГипроНИИ АН
СССР и открыл независимую практику. Сейчас Архитектурная мастерская «Сергей Киселев и партнеры» считается одной из ведущих в стране. На ее счету более 300 объектов, многие из которых удостоены престижных премий. В прошлом году на выставке «Арх Москва 2007» мастерская стала дипломантом в номинации «Архитектор года», в соответствии с регламентом которой в этом на Московской биеннале архитектуры в ЦДХ представлена специальная экспозиция бюро.

-Как вам удалось построить такую большую компанию?


-Понятия не имею. (Смеется.) Сначала нас было трое, потом семеро, а сейчас в бюро работает почти 40 архитекторов. Успех одной работы привлекает других заказчиков, и в какой-то момент понимаешь, что нужны еще люди. Так вот и разрослись.

-И кто вы сейчас топ-менеджер, художественный руководитель или вы сами рисуете каждый дом?

-При таком объеме заказов на это просто нет времени. Неизбежно превращаешься в «художественного руководителя». На начальной стадии я руковожу каждым проектом, но, к сожалению, «насвистеть мелодию» успеваю далеко не всегда. Это требует погружения в исходный материал, который не я собираю, а бригада. Требует соответствующего настроения и состояния, которое в условиях производственной перегрузки наступает нечасто.

-Если вы «худрук», то кто тогда «дирижер»?

-Мой партнер Игорь Шварцман. У нас два директора и две зоны ответственности. Игорь высококлассный ГИП (главный инженер проектов). Управлять проектом типа Mirax Plaza посложнее, чем эскизировать какой-нибудь дом. В частности, в этом проекте ему приходилось координировать очень много организаций и другие сопутствующие проекты. В этом отношении успех нашей компании во многом заслуга Игоря. Каждый из нас двоих в своей зоне ответственности имеет большие полномочия, а стратегические решения мы принимаем вместе.

-Вы сказали, что часто не успеваете «насвистеть мелодию». Кто же тогда рисует ваши замечательные дома?

-В нашей мастерской работает семь бригад архитекторов, каждую возглавляет главный архитектор проекта (ГАП). Есть еще четыре ГИПа, они ведут всю бюрократическую работу, оставляя архитекторам возможность заниматься творчеством. Бригада, начиная разработку проекта, готовит по нему несколько вариантов «пенопластовых кубиков». А мое дело выбрать из них самое перспективное направление, с моей точки зрения, что-то подправить, подкрутить. Стараюсь, конечно, предлагать свое, но в последнее время это бывает, к сожалению, редко. Чаще я просто соглашаюсь ведь команда у нас собралась сильная. Зачем менять чужую хорошую идею ради собственного самоутверждения?

-У вашей фирмы хорошая репутация на рынке?

-Да, мы входим в список 10 самых востребованных фирм среди девелоперов. Но у популярности есть оборотная сторона нагрузки огромные.

-А что мешает их снизить жадность?

-Я уже давно удовлетворил все свои материальные амбиции. Но когда работаешь один, вопрос нагрузки решается легко. Закрыл рот и улетел на Канары, а когда 40 хороших людей в той или иной степени зависят от тебя, тут призадумаешься. Хотя все мы свободные люди, оклады только у бухгалтерии и секретариата. А для архитекторов есть работа, есть деньги. И график свободный: одни приезжают в 9 утра, другие уезжают в 3 ночи.

-По каким критериям вы определяете: за этот проект стоит браться, а за этот нет?

-Прежде всего мы беремся за проекты, которые, по нашим расчетам, должны закончиться стадией строительства, а не только анализом или картинкой. Результат деятельности архитектора все-таки постройка. Еще влияет фактор нагрузки, некой инерции, иногда все решает интерес к объекту. Например, проектировать нейтральные «офисы в аренду» уже порядком надоело. Хочется сделать общественное здание. Или с представительской функцией. С благодарностью вспоминаю, как мы работали над проектом театра Антона Чехова.

-Тем не менее именно офисные здания принесли вам славу. Взять тот же Mirax Plaza.

-Да, это было круто. Мы сделали проект комплекса площадью 368 000 кв. м за 365 дней, у нас ушел ровно год день в день! Кстати, «Миракс» получает сейчас за этот дом премию как «Лучший девелопер года».

-Там ведь еще и участок сложный...

-Не то слово. История этого проекта такова. Несколько лет назад мы сделали для бывшего хозяина участка проект самой большой в мире IKEA. Получился огромный синий чемодан площадью 52 000 кв. м с парковками. Но заказчик не смог согласовать проект, потому что мэр был категорически против. И в общем-то Лужков был прав. В этом месте по транспортной нагрузке такой чемодан был невозможен.

Но, проделав это упражнение с проектированием IKEA, мы оказались настолько в теме этого сверхсложного участка, что, когда тот же заказчик пригласил нас на концепцию офисного комплекса, мы его сделали легко, так как понимали все аспекты площадки. Знали, где проходит метро, где напорная канализация, как пройдет переустройство железной дороги — короче, все ограничения. Мы выжимали метры, как могли, и вынуждены были тянуться вверх. Так что небоскребы получились не ради авторского тщеславия, а ради решения задачи.

-За это, наверное, вас заказчики и любят?

-За что любят, лучше спросить у них, я могу лишь предполагать. Но мы всегда ставим перед собой цель сделать не только качественный проект, но и все здание в целом. Наша проектная документация в экспертизе имеет очень мало замечаний. У них там даже есть список проектных организаций, которые делают меньше всех ошибок, так вот мы впереди всех. Проработанность рабочей документации и степень детальности у нас выше, чем в других компаниях. В «рабочке» мало ошибок, и во время строительства их исправление не требует дополнительных затрат. В результате наши заказчики получают высокорентабельные проекты.

-Говорят, дом «Авангард» в прошлом году собрал все архитектурные премии, в том числе в номинации «Лучший дом глазами девелопера»?

-Я не только его имел в виду. У нас, например, был совершенно рядовой дом в 2-м Тружениковом переулке, который никаких премий не получал, но, по словам застройщика, квартиры в нем улетели на раз-два.

-Ваши дома отличаются большой сдержанность цветов, строгостью форм. Почему вдруг вы решили сделать «Авангард» таким ярким, нарядным?

-Сдержанные цвета это была вынужденная мера, пока мы работали в историческом центре Москвы. Сейчас мы ушли из центра и стали больше работать с цветом. Мне нравится, как работает мой берлинский коллега Маттиас Зауэрбрук и его очаровательная жена-англичанка Хаттон. Они делают очень жизнерадостную, пластичную, яркую архитектуру. И это повлияло на наше мировоззрение: наши сверхрациональные, прямоугольные дома становятся веселее, пластичнее, ярче.

-Разве у вас есть еще цветные дома? Только «Мир детства».

-Мы сейчас работаем над несколькими «цветными» проектами: один офисный центр будет построен в районе ст. м. «Водный стадион», другой в районе Одесской улицы, и еще мы проектируем жилой дом в Новосибирске. В проекте жилого дома злопыхатели могут даже увидеть аналогию с министерством экологии в Берлине.

-А вообще такая тема, как плагиат, присутствует в архитектуре?

-Конечно. Для каждого человека естественно желание придумать что-то новое. Но придумать новое сложно. Идеи подчас лежат на поверхности: родишь что-нибудь, принесешь коллегам показать, а на завтра тебе несут ксерокс из статьи трехлетней давности, где эта тема уже была поднята. Но я-то не видел этого журнала, я сам придумал!

-Наверное, хочется убить такого коллегу...

-А иногда слышишь: «Ну это у тебя получилось, как у того-то. Смотри: тут окна, и там окна». Человек делает вывод о схожести эскизов по отдельным элементам, не учитывая, что в их основе лежат совсем разные идеи. Если уж так говорить, то все дома с окнами. Сплошной плагиат! Хотя сейчас модно строить вообще без окон.

-А у вас, наоборот, везде очень много стекла.

-В современной архитектуре стекло становится основным материалом. И чем дальше, тем больше. Но его применение всегда вызвано какой-то функциональной задачей. Например, на «Красной Розе» (деловой квартал в Хамовниках) у нас получился длинный корпус, потому что под ним парковка и мы выжимали все возможные машино-места. Но для старой застройки такой длинный дом не характерен, тогда мы зрительно расчленили его на несколько фасадов разной высоты, получился ряд из нескольких маленьких домиков, а над ними парит стеклянное облако.

-А как вам удалось протащить идею с двойным фасадом из стекла в офисном центре «Эрмитаж Плаза» это же дорого?

-Там по регламенту должен был стоять дом не более трех этажей, так как рядом памятник усадьба Остерманов-Толстых. Тогда мы придумали одеть главный корпус в стекло и смогли всех уговорить, что в таком варианте семь этажей будут смотреться нормально. Если смотреть на «Эрмитаж» со стороны усадьбы, то над флигелем благодаря облицовке стеклом будет виден не дом, а небо в полосочку.

-И заказчик не пытался потом отыграть обратно?

-Пытался. Но каждый раз, когда к нам приходил очередной менеджер с требованием снять «эту холодную нитку», мы говорили: «Пожалуйста, "нитку" можно снять, а с ней еще четыре этажа». Кстати, в этом комплексе оба продольных фасада настолько разные, что его облик нельзя передать одной фотографией.

-О проекте делового квартала «Красная Роза» брокеры отзываются как о восьмом чуде света. В чем его уникальность?

-На «Красной Розе» получилось уникальное сочетание старого и нового. Все 6 га территории проектировались одновременно, как единый объект. У нас ушел весь 2003 год только на разработку общей концепции, поиск баланса ценности всех исторических зданий и современных функциональных достроек. Успех этого проекта в первую очередь заслуга грамотного заказчика, компании KR Properties. История дело дорогое, но, сохраняя дух времени, историческую атмосферу этого квартала, заказчик сумел увеличить ликвидность недвижимости.

-Это ведь еще, наверное, и самый крупный объект в ЦАО?

-По меркам 2003 г. 170 000 кв. м это был самый крупный девелоперский проект, а сейчас мы строим по 350 000-400 000 кв. м, но не в ЦАО, конечно. Но дело не только в размерах. Мы тут подсчитали: наше бюро участвовало в реорганизации 17 промышленных предприятий, но чаще всего это был полный снос и новое строительство. На «Розе» мы старались максимально сохранить, а если было невозможно, то воссоздавать исторические фасады, имитировать их с помощью старой кладки из кирпича ручной формовки. Вместе с тем здесь будут высококлассные офисы, уникальная современная инфраструктура, включая фитнес-центр с бассейном, рестораны, клубы, весь комплекс будет обеспечен подземным паркингом. То есть это действительно новое качество офисной жизни.

-А что будет с домом Всеволожских на территории фабрики?

-Его ждет полная научная реставрация. Сейчас сруб раскатан, пронумерован, печи демонтированы все, что можно сохранить, будет сохранено. В будущем это будет представительский офис компании KR Properties с историческими интерьерами и антикварной мебелью.

-За 20 лет вы много работали в историческом центре. Вас никогда не пугали трудности, связанные с ограничениями, которые всегда сопутствуют строительству по соседству с памятниками?

-Мы никогда не стремились к какой-то специализации, просто так сложилось. А работа в историческом городе действительно крайне сложна. Выразить ее в адекватном денежном эквиваленте практически невозможно. Сколько ни попроси, все равно не компенсирует тот объем ненужного общения, ходьбы по кабинетам и уговоров чиновников, который сопутствует процессу согласования проекта в черте исторической застройки.

-И сколько максимально может «попросить» архитектор за свой труд?

-Чем меньше дом и сложнее работа, тем выше процент гонорара. Он может достигать 10%, это касается частных вилл. Но так как площадь здания мала, получается все равно немного. А вот какой-нибудь сарай самой низкой категории сложности, пусть даже его проект стоит всего лишь 1,5%, получается выгоднее, потому что его площадь 100 000 кв. м.

И я хорошо понимаю коллег, которые отказываются от того, чтобы возиться с домиком площадью 1000 кв. м, когда рядом с этим заказом лежит предложение спроектировать офисное здание на 250 000 «квадратов» и без всякой головной боли, потому что нет никаких ограничений по высоте. А работа в историческом центре требует более высокой квалификации, большого опыта.

-Ну опыта вам не занимать вы ведь даже резиденцию президента в Кремле реставрировали.

-Реставрировали не мы, мы занимались архитектурой. Три года шла работа, и вся координация была на нас. В здании Сената от самого (архитектора) Михаила Казакова сохранились немного: Екатерининский зал, Овальный, две парадные лестницы и фасады. Ими занималась реставрационная мастерская. А нам досталось все остальное, включая благоустройство дворов и зимние сады в них.

-Если подлинные интерьеры были утрачены, как создавались эскизы представительских помещений?

-Руководители Управления делами президента ездили по дворцам Петербурга и снимали на камеру все, что им нравилось: «это будет комната для приема делегаций, отсюда возьмем голубую курительную...»

-У вас осталось удовлетворение от этой работы?

-Да, в этом что-то есть: ходить на работу в Кремль, парковаться на Васильевском спуске...

-Работать на президента выгоднее, чем на других заказчиков?

-Если вы имеете в виду финансовый аспект, то расплачивались с нами векселями, которые мы реализовали с мелким убытком. Расплатились с нами только после того, как мы пригрозили генподрядчику судом.

-Вы поэтому больше не работаете с госструктурами?

-Я уже рассказывал однажды, что на заре перестройки нам предложили какой-то проект. И чиновник, с которым я общался, сказал: проект стоит столько-то, мы вам эти деньги даем, но столько-то нужно будет вернуть наличными. «Откат» называется. Мы подумали, подумали и решили: ну его на фиг. Связываться с этим неприлично. К тому же у нас всегда было много заказов, даже после дефолта. Их стоимость тогда упала, но не количество. Мы практически с момента создания сразу стали работать в авральном режиме: раз в две недели ночевали на работе обязательно. И такая предельная загрузка продолжается до сих пор.

-В чем заключается ваш фирменный стиль или авторское кредо?

-У нас в бюро собрались единомышленники, которые понимают, что архитектура это серьезная вещь, а не только рисование картинок. И она должна органично сочетать многочисленные параметры: функциональный аспект, конструктивный, социальный, экологический. Мы с коллегами хотим делать вещи совершенными, и форма этого совершенства разнообразна, она зависит от задачи, места, поэтому у нас нет единого художественного языка или фирменного стиля. Дом может быть и цветной, и черно-белый.

-Вы так ответственно относитесь к архитектуре. Может, знаете, почему тогда облик Москвы меняется не всегда в лучшую сторону? То памятник снесут, то построят что-нибудь уродливое.

-Деньги, деньги и еще раз деньги. Архитекторы не принимают решений о сносе памятников. Власть у нас такая. Вот уродливые здания это вина архитекторов. Как писал Жванецкий, надо что-то в консерватории подправить. Только что сидел в ГАКе просто слезы. В дипломной ведомости есть даже несколько двоек. Студенты слишком много работают, учиться не успевают.

-А то, что предлагают западные коллеги, вам нравится? В частности, Норман Фостер. Многие считают, что его идеи для Москвы никуда не годятся.

-Я был в офисе у Фостера. Это фабрика, там работает около 700 архитекторов. Поэтому я могу лишь предположить, что, возможно, не самая продвинутая бригада занимается Москвой. Хотя это было бы обидно. Но я не могу сказать, что проекты Фостера для Москвы не годятся или что они плохо сделаны. Я был на общественном совете, когда шло обсуждение по гостинице «Россия». Мне показалось в тот момент это вполне приемлемым решением. Я также посмотрел его предложения по реконструкции Пушкинского музея, этот музейный город, я бы согласился и с этим его решением. Что касается башни «Россия» в «Сити», то там сам собой напрашивается трилистник, так как участок треугольный. Это ключевой момент, а дальше не так много модификаций. Высотный дом, конечно, должен претендовать на высокую художественную выразительность, но все-таки это прежде всего высокотехничное произведение. В общем, я хорошо отношусь к Норману Фостеру.

-Судьба объекта после сдачи в эксплуатацию вас волнует? Что там происходит с вашим домиком?

-Это отдельная тема! К сожалению, культура эксплуатации у нас в стране еще на низком уровне. И несмотря на закон, требующий согласования с архитектором всех перепланировок и прочих строительных работ, его никто не выполняет и не контролирует. Прецедентов, когда бы архитекторы судились из-за того, что их здание изуродовали, я не знаю. Несколько лет назад была статья в журнале «Проект Россия» о том, как угробили наш центр Subaru, получивший, кстати, на московском смотре премию. Просто новому хозяину автосалона захотелось увеличить кабинет у него шкура медведя на полу не помещалась.

Правда, недавно приходила женщина из нашего дома в Яковоапостольском переулке и спрашивает: «Я балкон застеклить хочу, можно?» Ну что тут скажешь: пустячок, а приятно!

Елена Березина
Ведомости, 14.07.2008, №128 (2150)

Нашли опечатку? Выделите текст и нажмите Ctrl + Enter

Материалы по теме

  1. 1 «Цифровая осада»: как формируются угрозы для умных жилых комплексов
  2. 2 «Купить себе работу»: почему инвестиции в недвижимость — это не всегда источник пассивного дохода
  3. 3 Ограничения ЦБ по ипотеке с 1 марта: как обеспечить себе «да» от банка
  4. 4 Ограничения ЦБ по ипотеке с 1 марта: кому будет труднее получить кредит
  5. 5 Бизнес в Южной Африке