Top.Mail.Ru
Меню-гамбургер
Кастомные решения
Медиа
Мероприятия
Карты
Сделки
Альфа-курс
Подпишись
на телеграм
Подписаться


«Всё, что добывалось в формате "копнул лопатой"‎, себя исчерпало»

Как «Перфобур» оживляет нефтяные скважины

22 августа 2019






«Всё, что добывалось в формате "копнул лопатой"‎, себя исчерпало»
Как «Перфобур» оживляет нефтяные скважины

22 августа 2019





Доля трудноизвлекаемых запасов нефти в России за последние годы выросла и достигла 65% от общего объема. Если не осваивать ТРИЗы, к 2035 году добыча сократится минимум в 2 раза, а в худшем сценарии — почти в 4. Нефтяные компании заинтересованы в оживлении «мертвых»‎ скважин и повышении нефтеотдачи на рабочих, однако это не всегда возможно при использовании стандартных технологий. В частности, один из наиболее распространённых методов — гидроразрыв пласта, который подразумевает закачку в скважину жидкости для обеспечения разрыва пласта и притока нефти к забою, — может привести к обводнению.

Решение этой проблемы предложила компания «Перфобур»‎, которая разработала технологию радиального бурения с прогнозируемой траекторией и сделала возможным бурение каналов малого диаметра со сверхмалым радиусом кривизны.

Бизнес можно назвать семейным: CEO компании Илья Лягов — кандидат технических наук со специализацией на бурении скважин и опытом разработки бурового оборудования в университете Bergakademie Freiberg и отечественных научно-производственных компаниях. Его отец Александр Лягов, бывший главный специалист отдела строительства скважин «БашНИПИнефти» и автор более 150 научных работ, с 1960-х годов сфокусирован на технологиях, которые позволяют повышать нефтеотдачу. Первые разработки системы «Перфобур»‎ появились именно под его руководством.
Спустя три года испытаний и пилотных проектов, в 2019 году «Перфобур» вышел на коммерческие пилоты и привлек инвестиции в размере $1 млн для масштабирования. Среди ключевых инвесторов — компания TerraVC, которая оценивает совокупные вложения в «Перфобур» на уровне
свыше $3 миллионов.

Мы узнали у Ильи Лягова и Ильи Галаса, сооснователя компании, на что пойдут полученные средства, и поговорили о преимуществах технологии, её актуальности для российского рынка, кейсах применения и сложностях, с которыми сталкиваются стартапы в реальном секторе.
— Проведите меня по таймлайну развития проекта. Насколько я понимаю, первые разработки начались ещё при участии вашего отца, Александра Лягова?
Илья Лягов: Первоначально тематикой занимался мой отец с небольшой командой ученых. Он понимал, что такое решение могло бы стать востребованным на рынке, но до полноценного технического продукта было очень далеко.

В мае 2015 года была организована компания «Перфобур»‎, которая разрабатывает технологию радиального бурения. Мы переработали всю конструкторскую документацию, заказали оборудование, провели первые стендовые испытания нового образца. После этого у нас была серия работ с «Башнефтью» с целью апробации технологии на скважины. В 2018 году мы завершили опытные работы, после чего получили коммерческий контракт.

У нас есть штат конструкторов, людей, которые занимаются развитием бизнеса, специалистов по подбору объектов, производственных специалистов. Часть команды работала ещё под руководством моего отца.
— Я правильно поняла, что сразу после организации компании вы получили инвестиции в размере $400 000 от фондов North Energy Ventures и Phystech Ventures?
Илья Лягов: Да, все верно. Мы привлекли seed-финансирование от двух фондов на прототипирование и первые реальные испытания.
— Сколько вы сами вложили в создание продукта?
Илья Лягов: Посчитать сложно, но когда мы делали первый прототип, стоимость его изготовления была значительно ниже, чем была бы сегодня. Сейчас на ту сумму, которая была потрачена на разработку и проведение испытаний на скважинах, ничего не сделаешь.
— Правильно я понимаю, что до 2019 года у вас не было коммерческих проектов? Почему так?
Стартап в нефтяной отрасли, как и любой стартап, связанный с серьёзным железом, это не та история, которая развивается по прямой — придумали, запустились и уехали в Долину.
Илья Галас: Нефтянка — отрасль, которая привыкла к технологиям. Здесь есть определённые таймлайны. Когда мы говорим про развитие от чертежей до железа за три года, это очень быстро.

В 2015 году, когда пришли фонды, у нас была одна итерация технологии, чертежи и планы по разработке полноценного продукта. За это время прошли две-три итерации, стендовые испытания, тесты, первые бесплатные работы. Мы доработали технологию, определили область применения и подготовили план дальнейшего развития.

Здесь не работает agile, нельзя выпустить MVP и дорабатывать продукт в процессе. Мы имеем дело с производственными объектами, для которых крайне важна промышленная безопасность. Нельзя запустить в скважину сырой продукт и сказать «не получилось, давайте отзовём партию»‎. Мы несём ответственность на уровне скважин, это сотни миллионов рублей, иногда миллиарды рублей.

В прошлом году была готова базовая технология, и мы отработали её на проекте «Башнефти». В этом году «Перфобур» вышел на коммерческие пилоты. Прежде, чем мы перейдём к промышленному внедрению, пройдёт год-два.
— Расскажите о преимуществах вашей технологии.
Илья Галас: Мы работаем в области стимуляции добычи. У любой нефтегазовой компании есть базовый фонд скважин, которые уже пробурены, на них ведется добыча. После того, как приток сырья начинает естественно снижаться, производитель нефти использует различные технологии, чтобы его стимулировать.

Есть стандартные методы для решения этой задачи, например, гидроразрыв пласта. Однако не на всех объектах можно применить технологии, которые уже апробированы и дают стопроцентный результат.
Есть сложные с геологической и технической точки зрения скважины, где использование стандартных методов невозможно или нерентабельно.
Применение технологии за 100 млн рублей для скважины, которая даёт всего 5 тонн нефти в сутки — это неинтересно. Тут мы и вступаем в игру.
Наша технологическая идея не родилась из воздуха. Группа разработчиков под руководством отца Ильи изучала методы радиального бурения, которые уже применялись раньше. У рынка был запрос на эту технологию, но у нее было много недостатков.

У конкурентов (вроде пионера в этой области Radial Drilling Services) технология такая: есть гибкий шланг с насадкой, и под высоким давлением струя воды из него намывает канал. Это интересное решение, быстрое, но небезопасное. Траектория движения полностью не контролируется, вода может пойти в любом направлении. У нас же есть полноценная буровая компоновка с полностью прогнозируемой траекторией. Мы точно попадаем в нужные объекты, у нас нет отклонения и низкий риск аварий — то есть нет того, что ограничивало рост технологий в прошлом.

На объектах, с которыми у нас подписаны контракты, нельзя выйти за пределы пласта, иначе мы обводним скважину и вызовем аварии. Технологии предыдущего поколения там применяться не могут.
— Аналогичной технологии сейчас, получатся, нет?
Илья Галас: Нет, только наша.
— То есть скважины, с которыми вы работаете, до вашего прихода просто простаивают?
Илья Лягов: Да. Либо на них пытаются применить другую технологию, но из-за нерешенных проблем скважины работают хуже, чем могли бы.

Наше решение относится к щадящему способу вторичного вскрытия. Есть различные сверлящие перфораторы, которые тоже позволяют делать нефтепроводящие каналы, но у них свои ограничения. Например, длина канала может быть слишком маленькой, или в него нельзя заходить несколько раз, чтобы сделать кислотную обработку или спустить фильтры. Наша технология всё это позволяет. В этом её уникальность.
— Какие у технологии есть ограничения? Когда её нельзя применять?
Илья Галас: В случаях, когда это неинтересно. Есть скважины, где вообще ничего нельзя использовать. Иногда это возможно, но невыгодно. А есть скважины, где можно применить что-то стандартное, и оно гарантированно даст результат.
— То есть это не технологические рамки.
Илья Лягов: С технологическими вопросами мы так или иначе справимся. Ну и тот объём скважин, на которых мы можем проводить работы уже сейчас, достаточно велик.

Илья Галас: Ключевой вопрос не в том, где мы можем применить технологию и куда мы можем спустить инструмент, а где он реально необходим. Где нужно из основного ствола скважины сделать сеть разветвлённых в разные стороны каналов по 15 метров?

Технология не сказать, что самая дешёвая, так что нас нерентабельно применять на чахоточных скважинах. Есть конкретная область применения, связанная с проблемами, которые мы решаем для заказчика. Она чаще геологическая, иногда технологическая.
— Как вы оцениваете рынок, на котором оперируете? На скольких скважинах ваше решение будет востребовано?
Геология усложняется: всё, что прекрасно добывалось в формате «копнул лопатой»‎, себя исчерпало.
Илья Галас: Это решение актуально почти для всех скважин, где не применяется гидроразрыв пласта, применение забурки боковых стволов нерентабельно, а стандартные методы перфорации не дают никакого результата. Как минимум можно говорить про тысячи работ ежегодно в России. Естественно, тысячу работ в моменте мы не получим, но такое количество есть.

Компании идут во всё более сложные в геологическом отношении объекты, где есть определённые ограничения — внизу вода, посередине нефть и воду нельзя задеть; или сверху газ, снизу нефть, заденешь газ — задавишь нефть. Доля скважин, где «Перфобур»‎ как технология может применяться, растёт с каждым годом. Это не только про старый фонд, но и в целом про сложный фонд.
— Расскажите о кейсах применения вашей технологии на скважинах. Какие были задачи, результаты?
Илья Галас: В начале года мы провели работы с одной из малых нефтедобывающих компаний в Татарстане.
1
Татарстан
Была задача по первоначальному профилю «Перфобура»‎ — оживить мёртвую скважину. На ней проводилась периодическая добыча — раз в год приезжали и что-то «черпали»‎. Мы провели работы по бурению одного радиального канала, после чего скважина была переведена в постоянную добычу, в неё спустили насос и подвели трубопровод. Это, возможно, не самый показательный кейс с точки зрения цифр (там было 0 тонн, а стало 5 тонн в день), однако скважина была переведена из бездействующего фонда в рабочий.
2
«Башнефть»‎
Для «Башнефти»‎ мы сделали две скважины, в августе будем работать ещё над одной. На второй скважине получили результат 14 тонн в сутки. Это хороший результат для такого типа месторождения — скважины на совсем поздней стадии.
3
«Новатэк»‎
Для «Новатэка»‎ мы уже мобилизовали оборудование и людей, это будет первая в мире работа по радиальному бурению на газе.
Илья Лягов: Те компании, которые занимаются радиальным бурением, в подобных скважинах не работали. Там пласт песчаника, где неприменимы конкурирующие технологии.

Илья Галас: Скажем так — применимы с негативным результатом.

Песчаник — неустойчивая порода и имеет свойство обсыпаться. Мы не только создадим каналы, но и укрепим их специальными малогабаритными гибкими фильтрами. Большую скважину мы обсаживаем: спускаем в неё трубу, чтобы она не «схлопнулась»‎. Здесь история аналогичная: пробурить канал, спустить фильтр, чтобы порода не осыпалась. Раньше никто этого не делал.
— Расскажите побольше о том, что представляет из себя пилот с компанией-заказчиком. Отличается ли оборудование в зависимости от скважины?
Илья Лягов: Наше оборудование в первую очередь различается по размеру. Есть обсадные трубы разного внутреннего диаметра, под каждую — своя линейка оборудования. Есть отличия по породоразрушающему инструменту, по забойным двигателям, количеству секций в зависимости от задач и радиуса кривизны. Мы используем разные диаметры долот, и длина каналов может меняться от 5 до 20+ метров.

В целом оборудование идентичное, за исключением технических моментов. Мы всё сами проектируем, испытываем на базе и отправляем на скважину.

Илья Галас: Размер зависит от того, какой у скважины диаметр. В России это от 140 до 178 мм. Первоначально мы хотели делать для каждого размера свою компоновку, в итоге пришли к унифицированной с минимальной заменой частей.
— С какими сложностями вы сталкиваетесь во время пилотов?
Оборудование для большого горизонтального бурения набирает угол 5 градусов на 10 метров. Наше оборудование набирает 10 градусов на метр.
Илья Лягов: Сложность именно в самом оборудовании, оно малогабаритное. Обычно используют крупногабаритное, большие двигатели, долоты. До нас такое оборудование никто не изготавливал и не испытывал, поэтому никто не знает, какая у него будет наработка на отказ и какие режимы бурения необходимо соблюдать. Мы с 2015 года подбираем эти режимы на стенде, а потом наши полевые специалисты, которые выполняют работы на скважине, эти режимы соблюдают.

Кроме того, не все поставщики готовы делать такое оборудование. Для кого-то неинтересно выполнять штучные заказы, для кого-то присутствуют технологические ограничения. Бывает, что нам нужно заинтересовать завод по производству двигателей — сделать образец в надежде на то, что технология будет востребована и в будущем мы будем заказывать у них большие партии.

Сложности возникают при работе с бригадами КРС (капитальный ремонт скважин. — Прим.): не всегда у них достаточная оснащённость. Как правило они выполняет более простые работы, а тут им необходимо бурить продуктивный пласт. Их шланги должны выдерживать давление. Нам пришлось приобрести индикатор веса, чтобы машинист буровой установки смог работать с нашим оборудованием. Нужно иметь свои элеваторы, потому что у бригады КРС их может не быть. Таких моментов очень много.
— Правильно ли я понимаю, что сейчас у вас уже есть постоянные поставщики?
Илья Лягов: Есть поставщики, с которыми мы работаем много лет. Это около пяти компаний. Мы не заказываем всё в одном месте, так как в таком случае передадим все чертежи одному подрядчику. Кроме того, есть производители, которые специализируются на определенном оборудовании — двигатели, долоты.
— Сколько длятся ваши работы?
Илья Лягов: Если не брать в расчёт продолжительность спуско-подъемных операций, потому что в зависимости от глубины скважины время будет разным, наши работы длятся несколько дней. Но комплекс услуг вместе с бригадой КРС может занимать несколько недель.
— Что они из себя представляют?
Илья Лягов: Операция начинается с установки якоря в скважину. Под давлением он активируется, затем извлекается. Запускается оборудование для фрезерования, вырезается маленькое окошко в обсадной трубе. Оборудование снова вытаскивается на поверхность, мы запускаем компоновку для бурения, она стыкуется внутри скважины с помощью специального механизма. И дальше уже из окошка мы бурим канал.

Когда канал пробурен, оборудование извлекается на поверхность, после чего может быть необходимо провести спуск фильтров, кислотную обработку, замер траекторий, геофизические исследования. Потом идёт следующий канал и так далее.
— Сколько людей задействовано на скважинах?
Илья Лягов: На скважине находится 5 полевых специалистов — 4 инженера и руководитель полевых работ. Два инженера работают днём, два ночью. В нефтянке нет перерывов на обед, все операции выполняются нонстопом.
Источник: Биттехника
— Какие услуги вы предоставляете для клиента? Только технологию?
Илья Галас: Мы сосредоточились именно на нашей высокомаржинальной технологической части. Весь сервис на поверхности: подготовку скважин, бригады капитального ремонта, подъемники и так далее — мы не затрагиваем. У нас нет ресурсов и желания — зачем идти в низкомаржинальные commodity сервисы? Зачем заходить туда, где нужно конкурировать за счёт цен и вложений в маркетинг? У нас есть технология, которую ещё нужно повторить.

Мы даём заказчику технологию, инженерное сопровождение, супервайзинг, а дальше работаем с его подрядчиками.
— Какая у вас схема монетизации? Фикс?
Илья Галас: Биткоины и монетизация на рекламе (смеётся). Цена зависит от удалённости, сложности работ и так далее, но по факту это фикс.
— Ваше решение дешевле традиционных технологий?
Илья Галас: Смотря каких. Если брать перфорацию, то мы дороже раз в пять. Если брать забурку боковых стволов… Где-то она может стоить 30 млн рублей, где-то 120 млн рублей за один боковой ствол. Мы же представляем mid-low сегмент, примерно на уровне малотоннажного ГРП.
— Как вас воспринимают клиенты, тяжело ли заходить в новые компании? Кажется, что реальный сектор и нефтянка в частности очень традиционны.
Это большое заблуждение, так как нефтянка — это про технологии с самого начала. Более технологичной сферы в России ещё поискать.
Илья Галас: Как встречают — в зависимости от того, к кому пришли. Если к тем людям, проблемы которых мы можем решить, встречают хорошо.

Илья Лягов: Есть компании, которые сами ищут новые технологии и так выходят на нас.

Илья Галас: Мы можем заинтересовать заказчика и при условии, что у него рабочая скважина. Так, сейчас обсуждаем с «Газпром нефтью»‎ проведение работ на одном из ее крупнейших месторождений — Новопортовское на полуострове Ямал‎. Казалось бы, у них всё хорошо, но есть конкретные проблемы, которые может решить наша технология.

Если мы успешно завершим работу на газе, это будет хорошим подтверждением, что мы можем выйти на этот рынок, который в России неисчерпаем с точки зрения «brownfields» (зрелых месторождений)‎. Проблемы, которые мы можем решить, там есть — скважины обводняются, не везде можно применять ГРП и так далее.
— Вы недавно привлекли $1 млн инвестиций. Расскажите, от кого и на что они пойдут?
Это бридж-раунд впервые за очень долгое время, который был необходим, чтобы выйти на коммерческие работы.
Илья Галас: С 2015 года в течение трёх лет мы существовали в парадигме разработки технологии. В ней ты усиливаешь конструкторский отдел, инвестируешь в науку и абсолютно забываешь про более приземлённые темы — кто будет делать эти работы, продавать, производить. В этом году мы подошли к моменту, когда нужно было проинвестировать и в людей, и в оборудование, и в создание системы контроля качества, то есть подготовить компанию к масштабированию в 2020 году. И закончить работы в этом году, конечно.

Для этого мы привлекли бридж-финансирование. Туда мы подключили и предыдущих инвесторов, и ряд частных инвесторов, в основном отраслевых. До конца первого квартала следующего года мы планируем закрыть новый раунд на $2-3 млн. У нас уже есть один инвестор на $1 млн, с которым были достигнуты базовые договорённости по условиям и оценке, и другие лиды.
— Какие у вас планы по количеству работ на этот и следующий год?
Илья Галас: В этом году у нас будет около 10-15 операций, получим около $1 млн выручки. В следующем году стоит цель сделать 50-60 операций.
«Перфобур» в цифрах
10-15
Операций запланировано
в 2019 году
$1 млн
Ожидаемая выручка в 2019 году (первые коммерческие пилоты)
$1 млн
Объём инвестиций в последнем раунде
— Интересуются ли вашей технологией за рубежом?
Илья Галас: Нефтянка везде одинаковая, как и проблемы, стоящие перед компаниями Обоюдный интерес у нас с зарубежным рынком есть, но весь вопрос в том, на каких регионах мы будем фокусироваться. У нас есть примерное понимание по Центральной Азии, Ближнему Востоку. В начале этого года у нас с партнёрами даже был тендер на скважины в Ираке, около 100 операций на 2 года.

Пока нет чёткого понимания таймлайнов. Раздувать компанию с точки зрения персонала, чтобы за всё ухватиться, смысла нет. Нам важно наработать как можно больше трекшена по технологии, доказать её эффективность, чтобы выросла её привлекательность для инвесторов и интерес к ней со стороны участников рынка. Строить огромный сервисный бизнес пока цели нет.
— Вы уже подробно рассказали про то, с какими сложностями сталкиваетесь во время пилотов. А если говорить в целом про ведение бизнеса?
Илья Лягов: Сложностей возникает миллион. Причем по большей части банальных: некачественное оборудование, или несоблюдение сроков, или нет свободных рук для решения какой-то горящей задачи.
Столкновение венчурного мира, где не привыкли к реальному сектору, с одной стороны, и людей из этого реального сектора — это сложная комбинация.
Илья Галас: Для меня основная сложность была в том, что нефтянка — это не про классический стартап. История про то, как ребята в коворкинге просидели без зарплат год — не про нас. Нефтянка — это развитая индустрия, и зарплаты здесь в 2-3 выше, чем в среднем по рынку.

При этом мы работаем в условиях стартапа. Сейчас проблем с финансированием нет, есть что показать. Ещё год назад ситуация была совершенно другая. Когда ты долго разрабатываешь технологию, это вызывает много вопросов у инвесторов.

Кроме того, заказчик не адаптирован к работе со стартапами, и требования, которые он предъявляет исполнителям, далеко не стартаперские. На рынке работают в основном крупные компании, которым гораздо легче обеспечить 20 запасных комплектов оборудования и еще 50 сменщиков для каждого проекта, чем стартапу, у которого в штате всего 20 человек и ограничен бюджет.

Сейчас в этом плане становится легче. Развитие новых технологий и появление стартапов в нефтянке в России меняет отрасль. Разумеется, требования качества и контроля безопасности должны оставаться одинаковыми для всех. Но для небольшой компании очень высокие требования создают сложности, ведь у нее нет огромного бэк-офиса.
— При этом ваша технология уникальна, и вашим клиентам по сути не у кого больше заказывать.
Илья Галас: Даже если технология очень нужна, если ты не будешь соответствовать требованиям, не пройдёшь. Здесь допустим только полностью апробированный, доказанный продукт, иначе никто его не возьмёт.
— Как в таком случае вы вышли на своего первого клиента? Знаю, что Александр Лягов работал с «Башнефтью», это как-то помогло вам?
Естественно, знакомства и связи в «Башнефти»‎ помогли, так как мы хотя бы знали, к кому идти и с кем говорить. Но требования к нам предъявлялись как и к любой другой компании.
Илья Лягов: В «Башнефти» есть отдел новых технологий, который заинтересован в том, чтобы их внедрять. Как раз с этими людьми мы общались: приглашали их к себе на стенд, показывали, как работает наше оборудование, что мы улучшили и зачем. После этого согласовывали программу опытно-промышленных испытаний новой технологии, подбирали объект, готовили необходимые документы.

Илья Галас: К сожалению, даже в этой отправной точке всё было не так просто. Мы начинали с полностью бесплатных работ на нефункционирующих скважинах, и даже в этом случае должны были соблюдать все требования.
— Вы сказали, что стартапам в нефтянке постепенно становится проще. Какие ещё технологии сейчас актуальны в этой отрасли?
Илья Галас: Всё, что связано с увеличением эффективности бурения, то есть снижение CAPEX и OPEX, увеличение скорости, возможность выхода на сверхглубокие скважины, заканчивание скважин, удалённый мониторинг.

Апстрим, на мой взгляд, более интересен для стартаперских историй, потому что срок проектов более короткий. Переработка — это больший масштаб, более долгие проекты, и она сложнее.

В целом технологии из России чувствуют себя вполне конкурентно. Когда говорят про Россию, никто не ожидает, например, производства хороших машин.
С технологиями в нефтянке всё иначе. Здесь это имеет исторический подтекст — в России более чем вековая история нефтяной промышленности, развитие которой подталкивало к разработке новых решений. Очень много, если не большинство текущих базовых технологий, который есть в индустрии, вышли из России и СССР.
~
©Rusbase, 2019
Автор: Татьяна Петрущенкова
Фото: Антон Львов



Татьяна Петрущенкова
«Всё, что добывалось в формате “копнул лопатой”‎, себя исчерпало».