«Я люблю красиво жить, но красиво жить бесконечно — куда интереснее»

Нетворкинг как суперсила, прогресс как вера

— У тебя за плечами «Островок», TokBox, Mirror AI и десяток других проектов. TokBox продан испанской корпорации. А что с остальными компаниями, какая у тебя в них роль?

Из бизнеса я сейчас сфокусирован на «Островке» и Novami, приложении для трекинга здоровья и самочувствия под контролем врачей. Но занимаюсь и Nexus, Multiomic, Curiosity. Первый — про подбор пациентов для клинических испытаний, второй — про исследования крови с помощью ИИ для создания персонализированных лекарств, а Curiosity — что-то вроде фабрики высокотехнологичных медицинских стартапов. 

Еще есть Gyde One, открытый протокол для переноса идентификационных данных и пользовательских достижений между различными web2- и web3-играми. И Silverbird — необанк в Лондоне, в чем-то похожий на Revolut, но для узкой категории международных мерчантов — условно, для производителя свадебных платьев, который покупает полотно в Индии, отшивает в Турции, а продает в Англии.

Я отошел от операционной роли: в части компаний состою в совете директоров, во всех занимаюсь стратегией и менторством. В операционку включаюсь, только когда это нужно партнерам-CEO.

Например, собираю команды. В Multiomic я объединил ветерана бионаук Роберта Тонга и предпринимателя из списка Forbes «З0 до 30» Славена Стековича. А в Novami — топ-менеджера по росту крупного сервиса доставки Delivery Hero Юлю Серегину, известного доктора Джоша Тратта, практикующего консьерж-медицину, и двух коучей олимпийских атлетов. 

Так вышло, что буквально через одно рукопожатие или даже напрямую я знаком с технологической элитой по всему миру — может, кроме Китая и Японии. Так что когда делятся какой-то проблемой, я сразу вспоминаю: «ага, с этим может помочь тот самый профессор нейробиологии, с которым пили коктейли». Можно сказать, что нетворкинг и медиаторство — мои суперсилы. Думаю, что даже Байдену и Путину помог бы договориться.

Развивать бизнес и сводить нужных людей удается еще и потому, что у меня нет иерархических барьеров: в 15 лет я написал СЕО Ebay, а в 18 познакомился с Илоном Маском и взял у него консультацию — он меня тогда отговорил запускать один финтех-стартап.

— А какой совет у Илона попросил бы сейчас? 

Уверен, мы пообщаемся в ближайшие месяцы — по поводу моего главного проекта. Это не про коммерцию — речь о новом социально-политическом международном движении, о постнациональном сетевом государстве* по Баладжи Шринивасану. Это то, что занимает 70-80% моего времени и дает невероятный запал. 

*«Сетевые государства» — общественные организации нового типа, напоминающие стартапы или социальные сети. С помощью технологий они объединяют людей по интересам, вне зависимости от происхождения и местонахождения — и имеют свои законы, услуги, налоги и прочие атрибуты традиционного государства, при этом избавлены от бюрократии, коррупции и централизации. Такую концепцию предложил Баладжи Шринивасан, бывший CTO криптобиржи Coinbase, венчурный инвестор и бизнес-ангел.

Технологические возможности человечества прокачиваются очень быстро, и скорость все время нарастает. При этом наша способность оборачивать прогресс себе на пользу — наоборот, скорее деградирует. Это доказывают и пандемия, и экологический кризис, и войны 2022 года. 

А ведь технологии можно использовать не для тотального контроля и не разрушения, а для улучшения общего качества жизни — производства неограниченных чистых ресурсов вроде энергии, еды, воды и воздуха, избавления от физических ограничений и даже смерти.

Но для этого нужно переписать социально-культурный код общества. Нарисовать картину позитивного будущего, которая одновременно бы вдохновляла человечество и оставалась реалистично-достижимой с учетом грядущего технологического прорыва. 

Поэтому я планирую создать глобальное мета-комьюнити из энтузиастов, для которых технологический прогресс — нечто вроде религии с «троицей» в виде постгуманизма, либертарианства и децентрализации. И активно строить общество, ценящее прогресс, мир и свободу.

Кстати, ни одна современная церковь не вылечит болезнь со 100% гарантией и не избавит от засухи — а технологии при грамотном подходе это смогут. 

— Как реализовываешь свою идею? 

Первая задача — сформулировать свод заповедей, некое ядро этики. Тут хочу перенять подход Баладжи — он сводит концепцию сетевых государств в одно предложение, один параграф и одну главу. 

Шаг второй — рекрутить единомышленников. Уже занимаюсь и тем, и тем. Каждый день провожу десятки бесед про это движение с людьми со всего мира.

Третий этап — избежать централизации. Важно, чтобы процессы не были завязаны на мне или ком-то еще. Поэтому стараюсь находить людей, которым эта миссия действительно откликается. У нас ведь нет KPI, контроля и зарплат — мотивация должна быть независимой и искренней. 

— Кто уже присоединился? 

Сейчас десяток человек: имена пока назвать не могу, но все они строят крупные комьюнити и почти все известны в своих кругах. А один участник известен вообще всем. 

Планирую, что через год нас будет около ста — после начнем активно привлекать массовую аудиторию и проводить офлайн-ивенты.

— Сто человек способны изменить мир? 

Отбор веду очень аккуратно — для начала хочу объединить лидеров с ресурсами, тех, кто уже плотно занимается социокультурной трансформацией человечества. Дать им инструменты для удобной коммуникации в офлайне и онлайне, перезнакомить и сплотить вокруг одной идеи.

Еще пару десятилетий назад транс- и постгуманизм проповедовали десятки фриков. Сейчас же это быстрорастущая индустрия, куда инвестируют миллиарды долларов, которую поддерживают мировые знаменитости вроде Маска, Безоса и Мильнера.

Идеи продвинутого будущего постепенно популяризируются. К примеру, один из адептов — философ и профессор Ник Бостром — возглавляет Институт будущего человечества при Оксфорде, пишет книги и выступает на конференциях и шоу TED с миллионами зрителей. А юрист и преподаватель Теннессийского университета Гленн Рейнольдс — автор в крупных медиа типа Popular Mechanics, New York Times и Wall Street Journal, ведет политический блог Instapundit, который ежедневно посещают около сотни тысяч пользователей. 

Если аккумулировать авторитет таких людей на международном уровне, эффект должен быть ощутимым. Ведь человечество — это сетевая структура, а идеи постгуманизма очень медиагеничные.

Между техноадом и раем

— Если мы говорим о всеобщем благе, а не о дальнейшем расслоении общества, разве не логичнее предложить всем твоим богатым знакомым инвестировать в строительство университетов и больниц? 

Это прекрасно и это нужно делать, но это не переломит ход игры. Объясню: массовый запуск подобной инфраструктуры требует колоссальных ресурсов, при этом результат можно будет заметить только через пару десятков лет. Столько времени у нас нет.

Сейчас речь идет о выживании. У нас на носу ядерный кризис, супервирусы, эпидемия психических расстройств, тотальная слежка, экологический коллапс и прочие опасности, которые мы еще даже не осознали. И перспективы не такие отдаленные — мы говорим о ближайшем десятилетии. 

— Задача кажется необъятной. Почему думаешь, что времени хватит? 

Выбора особо нет. Как я уже сказал, ждать следующего поколения мы не можем. И потом, именно сейчас появляются технологии, способные помочь небольшой группе энтузиастов эффективно доносить идеи до масс — вроде нейросети GPT-3. 

А дальше особенно жду имплантируемых нейрокомпьютерных интерфейсов — что-то вроде Neuralink, но круче. Они кардинально изменят когнитивные способности человека, мы станем лучше понимать друг друга, даже чувствовать сможем больше.

Что еще важнее, такие импланты обеспечат чуть ли не бессмертие нашим личностям. Тела с помощью технологий смогут протянуть 100-150 лет — а вот с мощным НКИ сознание сможет оставить человеческое тело и жить как программа, как дух, передвигающийся через датацентры и спутники, меняющий синтетические тела как аксессуары. Это то состояние, к которому лично я хочу прийти.

— Очень легко представить, как инновации служат не благу, а закрепощению.

Риск скатиться в высокотехнологичный ад действительно есть — вроде того, что сейчас в Китае во время локдаунов. 

Поэтому и нужно быстрее формировать децентрализованное сообщество. Достаточно продвинутое, чтобы знать, как использовать технологии, и достаточно мудрое и обеспеченное, чтобы не поддаться соблазну использовать их исключительно в личных целях.

— То есть ты готов поступиться, например, личным заработком?

Легко. Я, бесспорно, люблю красиво жить, но красиво жить бесконечно с клевыми друзьями и остальным человечеством — куда интереснее. А для этого надо заботиться не только о себе, но и об обществе, поскольку прогрессировать мы можем только вместе.

— Что делать, если власть имущие сочтут новое движение опасным и будут сопротивляться? 

Большинство стран или корпораций рассуждают в терминах конкуренции друг с другом: Россия думает об Америке и Китае, Google — о Facebook* и Amazon. Они играют во вчерашнюю игру, а то, что мы сейчас обсуждаем, воспринимается как наивные увлечения фантастов.

Другими словами, у немногих людей развито экспоненциальное мышление: обычно мы думаем, что завтра будет так же, как вчера. Хотя последние три года прямо-таки кричат, что это не так. И надеяться, к примеру, на сохранение капитала для потомков бессмысленно — через лет двадцать, скорее всего, нас будут волновать совершенно другие вопросы, вроде миссии на Альфа Центавра.

Несерьезное отношение «китов»-консерваторов нам пока на пользу. Когда пытаешься апгрейднуть общество, очень важно не представлять угрозы его текущему образу жизни. 

— Как тогда планируете взаимодействовать с сильными мира сего? 

В общем-то, будем искать способы дружить со всеми. Я вообще не верю в немирные трансформации и верю в win-win. 

Поэтому постгосударства должны максимально позитивно развивать отношения с классическими государствами. Рассказывать о своих экспериментах, показывать, как сделать общество более эффективным — и регулярно делиться результатами, чтобы наиболее прогрессивные вдохновились и позаимствовали что-то. В масштабе крупных стран очень тяжело проводить обновления, но внутри каждой монолитной машины есть реформаторы, которые ищут новые способы эту машину развивать.

Три столпа постгосударств

— Как твои бизнес-проекты согласуются с идеей мета-комьюнити? 

Помнишь про три опоры? Трансгуманизм, либертарианство и децентрализация. Мои проекты как раз про это. 

Возьмем Novami — велнесс-приложение помогает корректировать ежедневное самочувствие, настроение и продуктивность с помощью гаджетов, коучей и врачей. Основа биохакерства — не кибермышцы и волшебные таблетки, а элементарные привычки вроде налаженных режимов сна, питания, активности. В нашем движении Novami и подобные сервисы очень пригодятся: чем здоровее ментально и физически средний участник сообщества, тем лучше всему сообществу.

— И кто будет платить за доступ? 

Я это вижу так: сначала общество получает доступ к благам — например, к психотерапии — за счет перераспределения добровольных пожертвований. А потом, в идеале, бесплатно — например, за счет правильно сконфигурированного GPT-3 или другой нейросети с открытым протоколом.

— Сервисы какого рода еще будут полезны постгосударствам? 

Коммуникационные. Согласно расчетам Данбара*, хотя это и очень условные расчеты, человеческий мозг может стабильно поддерживать в среднем 150 крепких социальных связей. Нам нужно больше, и тут помогут правильные инструменты для общения. 

*Британский антрополог и эволюционный психолог Робин Данбар предложил матрицу социальных связей из шести слоев: от нескольких самых близких человек до сотен едва знакомых. И выдвинул гипотезу, что наиболее эффективно взаимодействуют группы примерно по 150 человек.

Тут почти нет конкуренции. Discord хорош, но он не подходит для масштабов миллионных комьюнити. А миру нужны децентрализованные соцсети и CRM, сервисы для голосования, платформы для сбора и распределения донатов и так далее. 

— В твои проекты инвестируют участники твоего комьюнити? 

Нет, это несвязанные истории. Хотя инвестируют тоже довольно идейные люди, с которыми во многом совпадаем по взглядам. К примеру, в Novami привлекли $1 млн от HOF Capital, который поддержал Epic Games и Kraken, и сейчас закрываем раунд на $6 млн.

В Curiosity $3,5 млн вложили создатели и топы таких компаний как Skype, PayPal, AngelList и SpaceX, а также фонд Village Global — он инвестирует деньги Гейтса и Цукерберга. В Multiomic проинвестировали $2,5 млн фонды Fifty Years и Formic Ventures, плюс сооснователь Oculus VR. А ведущий инвестор в Nexus — легендарный Тим Дрейпер, венчурный максималист и криптоэнтузиаст. 

*Тим Дрейпер — миллиардер и пионер венчурного бизнеса, инвестировавший на старте в такие компании как Tesla, SpaceX, Twitter, Baidu, Skype и  Coinbase. В том числе финансировал печально известный медтех-проект Theranos и поддерживал его основательницу Элизабет Холмс даже после публичного провала. 

— Твои медтех- и финтех-проекты, стартап-студия и web3-платформа хорошо ложатся в единую экосистему. Разве это не приводит к централизации, от которой ты предлагаешь уйти? 

Компании не принадлежат мне или кому-то одному — у них разные акционеры, команды и рынки. 

Но будет круто, если связать их и многие другие проекты децентрализованной системой обмена данными. Это привело бы к мощной трансформации здравоохранения. В частности, ключ к радикальному продлению и улучшению жизни, я уверен, — в глубоком анализе огромных массивов биомедицинских данных — а он практически невозможен без экосистемы разработчиков, исследователей, инвесторов. 

— Как постгосударства будут себя обеспечивать? 

На начальных этапах желающие будут делать взносы и выдавать гранты нуждающимся. Со временем сформируется нечто вроде налоговой системы.

Речь о целой экономической системе — и чтобы она была здоровой, важно заложить правильную культуру, чем я сейчас и занимаюсь. Я вообще считаю, что двигатель любой компании или сообщества — это культура, та самая децентрализованная координирующая сила, гарант самостоятельных адекватных решений. 

Так я старался строить и «Островок»: мне важно, чтобы не было жесткой иерархии, чтобы процветала инициативность, чтобы любой сотрудник не боялся послать меня, если не согласен с решением.

Сингулярность после СИЗО

— Когда ресурсов будет неограниченно много и соперничать за них не придется, что станет катализатором прогресса? 

Ценности изменятся. Моя гипотеза в том, что люди станут конкурировать творчеством, степенью признания, интеллектуальными достижениями… А самое главное — прожитым опытом. Подозреваю, расширять грани восприятия можно будет почти бесконечно: со временем начнем рисовать на магнитных полях и писать симфонии ультразвуком, путешествовать в космосе и сознании.

— Такая конкуренция может быть не менее токсичной, чем война за ресурсы. 

Критически важный закон в этом мире будущего — уважение. С одной стороны, мы должны позволять тем, кто желает стать постсингулярными сущностями, прокачивать себя. С другой — не осуждать тех, кто этого делать не хочет, и уж тем более не мешать им. Переход между этими группами должен быть свободным, никакого насильного насаждения взглядов, только обмен.

— Думаю, 7,9 миллиарда человек скажут, что в идеологии нет смысла, если ее нельзя навязать.

Как в любом тренде, у постгуманизма есть early adopters — и когда на их примере люди увидят, как можно качественно и долго жить, они постепенно переключатся. Просто потому что инстинктивное желание хорошо и безопасно себя чувствовать в итоге сильнее тяги к самоутверждению и условно-традиционных представлений о том, что такое человек.

— В 2022 году в это верится с трудом.

Я родился в Сибири, вырос в Киеве, учился в США. Вижу, как многие люди из этих обществ, которые сейчас так пытаются противопоставить, продолжают развиваться вместе. Для нас не очень важно, в каком месте кто родился и какого цвета паспорт — важны взгляды и интересы конкретного человека. Мы постнациональны.

Но я не идеализирую — скорее всего, мир не сможет полностью избавиться от конфликтов и насилия. Поэтому совсем избежать принуждения не получится — но мы должны пересобрать систему, сделать эффективной. Сделать так, чтобы тюрьмы действительно направляли на исцеление, а школы и университеты — на самореализацию. 

И потом, я верю, что чистая демократия не работает и идеальная, то есть очень живучая, организация — та, где есть сильный лидер и одновременно есть управа на лидера, если тот перестает отвечать на запросы общества. Условно, как фаундера и СЕО ограничивают совет директоров и рынок. 

— Видишь себя таким лидером?

Одним из.

— Твое столкновение с пенитенциарной системой не изменило взгляды? 

Скорее, укрепило. Вся эта история с арестом далась очень тяжело, но сделала меня взрослее, увереннее и эмпатичнее. Всю сознательную жизнь я провел среди профессоров MIT, предпринимателей из списка Forbes и яхт друзей — а тут люди, у которых нет даже костюма для суда. 

— Как такое расслоение общества вяжется с сингулярностью?

Она наступит не для всех одномоментно, конечно. Кто-то уже будет летать к звездам, кто-то — думать, чем завтра накормить семью, а кто-то — все еще желать войн. Наша задача — сделать так, чтобы переход прошел как можно быстрее и безболезненнее. 

Для этого и призываю людей брать ответственность. Тем более что сейчас самое время действовать — а если сомневаетесь, просто пообщайтесь с ChatGPT и увидите, сколь многое уже могут технологии. И если через 5, 10, 50 лет мир окажется не самым приятным местом, останется винить только нас самих.

* Meta и входящие в нее Facebook и Instagram признаны экстремистскими организациями, деятельность которых запрещена в РФ.

Фото: RB.RU