Как венчурный капитал сделал бигтех зависимым от ценового демпинга

В 2016 году Мэтт Уэнсли пытался устроиться юристом в технологическую компанию — в ту, которая разрабатывала самоуправляемые автомобили. Он проходил собеседования во всем известных компаниях, и в конце концов у него состоялся разговор с руководителем из Lyft. Уэнсли прямо спросил ее, насколько компания на самом деле заинтересована в технологии автономного вождения.

«Конечно, мы стремимся к автономному вождению. Никаким иным способом нам не прийти к прибыльности», — сказала она.

Это его удивило. То есть пока не изобретут робота, который сможет водить машину так же хорошо, как и люди, одна из крупнейших райдшеринговых компаний США не рассчитывает получить прибыль? Бизнес-модель большой технологической компании выглядела очень странно.

Вместе с коллегой Сэмом Вайнштейном они задались целью понять, какие деньги стоят за этим безумием. Прогрессивные экономисты давно поняли, что технологические компании с масштабными инвестициями эффективно субсидируют цены на свои продукты до тех пор, пока пользователи не смогут без них обходиться.

Вспомним тактику Amazon: предлагать товары дешевле, чем кто-либо другой, даже если придется годами терять деньги, пока не бизнес не вырастет до невообразимых масштабов. Затем, как только конкуренты будут сокрушены и компания станет главным игроком, можно будет поднять цены и вернуть свои деньги. Это называется демпингом, и предполагается, что это незаконно.

Это один из аргументов, которые использовали для ликвидации таких монополий, как Standard Oil, в начале 20-го века. По правилам капитализма, бизнесу не разрешается использовать свой размер для вытеснения конкурентов с рынка.

Проблема в том, что консервативные экономисты из Чикагского университета провели последние 50 лет, настаивая на том, что при капитализме демпинг не является нормой. Их аргумент звучит примерно так: у тех, кто демпингует, доля рынка изначально больше, поэтому, если они снизят цены, они потеряют гораздо больше денег, чем их конкуренты.

Тем временем конкуренты могут просто покинуть рынок и вернуться позже, подобно протомлекопитающим, которые возвращались в джунгли после ухода велоцерапторов.

Гиганты никогда не смогли бы возместить свои убытки, а это означало, что хищническое ценообразование иррационально. А поскольку экономисты Чикагской школы относятся к тому типу экономистов, которые верят, что рынки всегда рациональны, это означает, что оно по определению не могло быть реализовано.

Верховный суд США согласился с этим доводом.

• В деле 1986 года Matsushita Electric Industry Co. против Zenith Radio Corp. суд постановил, что «демпинговые схемы ценообразования редко применяются и еще реже оказываются успешными».
• А в 1993 году в деле Brooke Group против Brown & Williamson Tobacco Corp. суд постановил, что для признания компании виновной в демпинге прокуратура должна была доказать не только то, что обвиняемые снизили цены ниже рыночных, но и то, что у них была «опасная вероятность» компенсировать убытки. Это фактически лишило правительство США возможности преследовать компании за занижение цен.

«В последний раз, когда я проверял, никто, включая правительство Соединенных Штатов, со времен Brooke Group не выигрывал дело о демпинге», — говорит Спенсер Уоллер, эксперт по антимонопольному законодательству в Юридической школе Лойолы.

Многие экономисты выдвинули веские аргументы против позиции Чикагской школы. Но ни одно из них не привело к выигранным антимонопольным делам. Уэнсли и Вайнштейн, которые раньше работали в антимонопольном управлении Министерства юстиции, намеревались изменить это.

В новой статье, озаглавленной Venture Predation («Венчурное хищничество»), юристы приводят убедительные доводы в пользу того, что классическая модель венчурного капитала — менять существующие рынки, создавать масштабируемую платформу, быстро двигаться и ломать вещи — не является вершиной современного капитализма, как утверждает Кремниевая долина.

Исследователи считают: эта модель незаконна, и ее применение должно активно преследоваться в судебном порядке, чтобы способствовать свободной и честной конкуренции на рынке.

Фото в тексте: Rich Carey / Shutterstock

«Мы думаем, что примеры из реального мира найти нетрудно — если поискать в нужном месте. В Кремниевой долине появляется новая порода хищников», — пишут Уэнсли и Вайнштейн. И механизм, который эти хищники используют для незаконного доминирования на рынке, — это сам венчурный капитал.

Венчурное инвестирование — это ответ на вопрос о том, что произошло бы, если укомплектовать кредитный отдел банка адреналиновыми наркоманами. Партнеры с ограниченной ответственностью в венчурных фондах требуют высокой доходности, а эти фонды просуществуют, возможно, десятилетие, а это значит, что часы тикают.

Венчурные капиталисты и инвесторы, вкладывающие деньги в фонды, не обязательно ищут успешный продукт (хотя они бы от него не отказались).

Это давление, утверждают Уэнсли и Вайнштейн, поощряет рискованные стратегии, включая и демпинг. «Если вы согласны с мнением Чикагской школы экономистов о самофинансируемых хищниках, вы можете подумать, что для компании нерационально устанавливать хищнические цены по целому ряду причин, — говорит Вайнштейн. — Но для венчурного инвестора это может не быть нерационально». 

Возьмем Uber, один из их ключевых примеров. Одно дело, если бы компания превзошла такси благодаря своим достоинствам. В конце концов, такси сами по себе были большой и самодовольной монополией. «Мы с Мэттом не имеем ничего против, — говорит Вайнштейн. — У вас есть новый продукт, быстро масштабируетесь и используете некоторые субсидии, чтобы привлечь людей к работе». Разрушьте старый бизнес и создайте новый.

Но случилось нечто иное. Точно так же, как в мыльной опере или мультивселенной из комиксов, финал так и не наступил. Uber продолжал субсидировать водителей, теряя миллиарды на попытках предать забвению своих конкурентов. То же самое происходит со многими другими компаниями, которые получают поддержку венчурного капитала.

Читайте по теме:

Эксперт агентства Sole рассказала, почему 90% стартапов умирают в первый год запуска

Мировые криптокомпании привлекли с начала года $3,8 млрд венчурного финансирования

МЭА: в 2023 году солнечная энергетика привлечет больше инвестиций, чем нефтедобыча

«WeWork открывала офисы прямо рядом с другими коворкингами и говорила: "Мы дадим вам 12 месяцев бесплатно". Bird раскидывала свои скутеры по всем городам. Просто эта схема кажется очень знакомой» — говорит Уэнсли.

На первый взгляд, это также, по-видимому, подтверждает точку зрения Чикагской школы: компании никогда не смогут возместить убытки, которые они несут из-за демпинга. Matsushita и Brooke Group требуют, чтобы прокуроры доказали причиненный ущерб.

Но если единственным результатом стратегии, используемой Uber и другими венчурными стартапами, является создание бесконечной «субсидии на образ жизни миллениалов», это просто означает, что богатство переходит от инвесторов к потребителям. Единственными жертвами хищнического ценообразования являются сами хищники — большие компании.

В чем Уэнсли и Вайнштейн открывают важные новые горизонты, так это в другом правовом стандарте, установленном Верховным судом США: возмещении убытков. Если Uber, WeWork и остальные единороги постоянно теряют деньги, то, похоже, стандарт не соблюден. Но Уэнсли и Вайнштейн указывают, что это может произойти — даже если компании никогда не заработают ни цента и даже если все, кто инвестирует в компании после IPO, потеряют свои вложения.

«Сможет ли Uber когда-нибудь возместить убытки от долгого демпинга? — рассуждают Уэнсли и Вайнштейн. — Мы не знаем. Наша точка зрения заключается в том, что, с точки зрения венчурных капиталистов, которые финансировали эту систему, это не имеет значения. Все, что имеет значение, — это то, что инвесторы были готовы купить акции венчурных капиталистов по высокой цене».

Внесем ясность: это не традиционная капиталистическая история о том, что «где-то вы выигрываете, а где-то — теряете». Дело не в том, что венчурные капиталисты иногда инвестируют в компании и не могут вернуть свои деньги.

Суть в том, что вся модель, применяемая венчурными капиталистами, заключается в том, чтобы получать прибыль, разрушая рынок демпингом, и оставляя убытки тем, кто приходит на этапе IPO. Компания, которая устанавливает хищнические цены, и ее инвесторы на поздних стадиях могут потерять деньги, но венчурные инвесторы окупят вложения.

Это новое понимание — что венчурный капитал — это демпинг в новой оболочке — может оказаться преобразующим. Переведя жаргон Кремниевой долины на юридический язык антимонопольного законодательства, Уэнсли и Вайнштейн открыли дверь для судебного преследования технологических инвесторов и их антиконкурентного поведения.

«Судам придется скорректировать свое отношение к возмещению ущерба. Что, по мнению инвесторов, которые поверили венчурным компаниям, должно было произойти? Неужели они думали, что смогут вернуть инвестиции?» — говорит Вайнштейн. Это, по его словам, было бы «довольно хорошим направлением» для судов, определяющих, является ли практика компании антиконкурентной.

Предполагается, что конкуренция способствует инновациям и выбору; монополии подавляют ее, чтобы несколько человек могли разбогатеть.

Что делает этот аргумент особенно весомым с юридической точки зрения, так это то, что он не отвергает основы взглядов Чикагской школы на антимонопольное законодательство. Он признает, что благосостояние потребителей и эффективность рынков имеют первостепенное значение. Он просто указывает на то, что в Кремниевой долине происходит нечто сверхъестественное — и незаконное.

«Я выступаю за правоприменение и против Чикагской школы, поэтому я всегда ищу области, где, по моему мнению, они неправы. И это один из примеров» — говорит Вайнштейн.

По словам Уоллера, эксперта по антимонопольному законодательству в Loyola, такого рода «серьезные юридические знания» могут быть особенно успешными в судах. «Это хорошая, скромная стратегия — сказать: "Мы считаем, что ваша модель неверна, но даже если ваша модель в целом верна, здесь она неправильна". Это и то, как вы выигрываете дела, и то, как вы разрушаете систему, с которой хотите бороться».

Учитывая, что так много отраслей превращаются в олигополии — технологии, здравоохранение, фармацевтика, развлечения, журналистика, розничная торговля, — это обнадеживающий признак того, что антимонопольное движение вновь возвращается к жизни. Предполагается, что конкуренция способствует инновациям и выбору; монополии подавляют ее, чтобы несколько человек могли разбогатеть.

Однако новая статья о демпинге может оказать влияние не только в зале суда.

Фото в тексте: Nomad_Soul / Shutterstock

Корреспондент Business Insider Адам Роджерс сравнивает статью Уэнсли и Вайнштейна с лингвистическим исследованием Дэвида Морера «Игра на доверие», которое посвящено мошенникам и впервые опубликовано в 1940 году.

Морер писал, что самой деликатной частью аферы была кульминация. Получив от жертвы все, мошенник должен избавиться от нее, в идеале таким образом, чтобы она не обратилась в полицию. В идеале жертва даже не подозревает, что попалась. Передача паршивого технологического капитала инвесторам на поздней стадии, которых заставили поверить в ценность этого актива, несомненно, выглядит хорошей кульминацией.

Итак, теперь, когда мы точно знаем, как работает большая афера Кремниевой долины, возможно, инвесторы не будут столь доверчивыми. Как только мы узнаем, как выглядит фишинговый email, как правило, мы перестаем на него отвечать. То же самое касается этой системы.

И дело не только в сервисах для заказа машины или совместного использования офисов. Это может быть доставка продуктов или подписки на стриминг. - Озарение, которое испытал Уэнсли во время собеседования с руководителем Lyft, может прийти и другим.

Кто-то из них будет инвестором, который решит не вкладывать свои деньги в демпингующие технологические компании. А некоторые, возможно, будут государственными регуляторами в поисках современных монополий.

Источник.

Фото на обложке: C E Newman / Shutterstock