«Я стремился все делать сам, не просить помощи». Дмитрий Котов – о своем проекте «Вездефон» и победе в Rusbase Young Awards

– Когда и как тебе пришла идея «Вездефона»?

– В начале 2017 года. Идея появилась просто и очевидно: я маломобильный человек, и мне не всегда удобно тащиться к домофонной трубке и снимать ее, особенно если она находится высоко. Приходится тянуться, а это неудобно. Мы думали, как это можно упростить, и пришли к мысли, что домофон можно заменить телефоном – и начали работать.

– С кем ты начинал свой проект?

– Команда по дороге менялась, оставались только мы вдвоем с Денисом Андреевым. Часто менялись разработчики, потому что возникали недопонимания. В самом начале разработкой занимались студенты-практиканты. Друг работал на предприятии, и к нему пришли эти ребята. Мы им предложили вместо того, чтобы просто ходить на работу, ничего не делать и ставить галочки в ведомостях, заняться вот таким проектом. Так у нас первая команда и появилась. Те, с кем мы работаем сейчас, появились позже, и уже примерно год у нас уже относительно устоявшаяся команда, которая реально может что-то делать.

– А сколько вас сейчас?

– 5 человек. Разработчики и дизайнер.

– Какие были первые шаги в реализации проекта?

– Мы начали пробовать на имеющемся у нас простом контроллере сделать звонок на домофон, который поступает на мобильный телефон. То есть сначала решили посмотреть, как это вообще работает. А дальше мы не стали заморачиваться и готовить какую-то рабочую версию, а начали проект везде презентовать, рассказывать о нем. Надо было понять, насколько это интересно или не интересно. Обычно мне скучно заниматься чем-то только для себя и вообще просто делать ради того, чтобы делать.

– То есть должна быть какая-то польза от того, что ты делаешь?

– Да. Это должно быть кому-то действительно интересно и нужно.

На презентации, к примеру, слышат: «Блин, чувак, проект-то не очень», и на этом этапе у многих глаза тухнут. Или происходит другая крайность: «Пофиг, что мне сказали, что все не то, я все равно буду пилить так, как считаю нужным». Я всегда стремился к тому, чтобы слушать, что мне говорят люди. Принимать решение, конечно, надо такое, какое ты считаешь нужным, но и прислушиваться к мнению других важно. Например, первая крупная поддержка нашего проекта была от «Рыбаков Фонда» на конкурсе «Преактум», и это нас вдохновило.

Фото: vezdefon.pro

– Можешь рассказать, как вы  попали на «Преактум»?

– С «Вездефоном» мы на него попали как-то сумбурно, как мне кажется. У нас не было конкретной идеи поехать на «Преактум». Мы затесались в команду от политеха (Томский политехнический университет), начали работать. Вообще, у меня тогда было очень много вопросов: как я, например, поеду? Я до этого ни разу даже на самолете не летал и не представлял, как меня погрузят на него. Но в итоге я решил, что надо попробовать, рискнуть. Я не знал, выиграем мы, не выиграем. Все были настроены на то, что мы выиграем, хотя, мне кажется,  при этом понимали, какая это авантюра. Тогда еще был всего один домофон, он у меня на подъезде стоял в тестовом режиме.

– Что вам дал этот проект?

– Этот конкурс дал уверенности в себе. Он дал почувствовать, что все-таки в нас поверили. После «Преактума» мы начали активно работать над продуктом, чтобы его можно было показывать и продавать. Мы стали сразу искать команду разработчиков. Но разработчиков было найти очень сложно. Кто-то говорил, что это в принципе невозможно сделать. Кто-то выдвигал сумасшедшую стоимость разработки – около $17 000. Другие говорили, что это нужно разрабатывать год или даже больше, и т.д. Потом мы нашли толковых ребят и до сих пор с ними работаем. Приятно работать с честными людьми, которые держат слово.

– В какой момент ты понял, что это уже не просто проект, который может решить твою проблему, а идея для бизнеса?

– Наверное, после «Преактума». Хотя слепо время тратить я не стал. Я в принципе человек, которого сложно резко перенаправить в другую сторону. Мне это дало какой-то запас уверенности, может даже инерции какой-то, но прямо что-то резко я менять не стал – не видел в этом смысла.

– Когда «Вездефон» официально запустился?

– 3 октября 2017 года. Это нужно было, чтобы люди Рыбакова проинвестировали в нас миллион, который был отдельно от кубка (команда ТПУ выиграла конкурс «Преактум», а команда Димы получила дополнительный 1 млн рублей на развитие своего проекта. – Прим. редактора). Нам нужно было быть либо ИП, либо организацией. И мы решили сделать организацию.

– Это твой первый бизнес?

– Да.

– Каково тебе быть главой компании, как ты чувствуешь себя в роли начальника?

– Да никак. Я не люблю как-то себя в этом плане выделять, потому что я ничего из себя толком не представляю без своей команды.

– Но команде же нужен лидер?

– Наверное, нужен лидер, который сплотит вокруг себя остальных и будет принимать какие-то решения. Но у нас в команде мы с Денисом принимаем решения вместе.

– А как тебе удается сплотить команду?

– Да я как-то не задумывался, это как-то естественно получается. Конечно, иногда бывают разногласия.

– Есть кто-то, кто на начальных этапах помогал в бизнесе?

–  Мы, скорее, учимся на своих ошибках. Я пытался найти ментора, но как-то не получилось. Сейчас прихожу к тому, что в этом есть смысл, потому что до многих вещей я могу долго доходить.

– Каких, например?

– Сейчас основная проблема для меня – найти правильных продажников. Мы уже довольно долгое время не можем открыть отдел продаж. Самостоятельно продавать у меня не получается – надо ездить на встречи. Я могу звонить, но мне не всегда удобно ездить. Мой друг и коллега работает на постоянной работе, он тоже не всегда может срываться и ехать. То, что продукт реально продавать, мы поняли в 2018 году во время очной акселерации ФРИИ. Там мы и сделали первую продажу: стало понятно, что это может получиться. Это сложный рынок, но он существует.

– Сколько  «Вездефонов» вы уже продали?

– В Москве есть установки и в Томске. Сейчас рабочие версии есть в одном подъезде в Москве, в Томске есть на подъезде и на частном доме. Планируем выйти на коттеджные поселки. Я в процессе переговоров с двумя строящимися домами в Уфе: они позиционируют себя как умные, и им может быть это интересно. И еще в Томске есть пара идей, как это установить.

– Если вы устанавливаете «Вездефон» на подъезд, значит, вам нужно договориться с управляющей компанией?

– В первую очередь нужно заинтересовать лицо, принимающее решение, например, управляющего по подъезду, который в доме решает, что устанавливать. После этого уже надо провести голосование среди жильцов, и тогда принимается решение.

– И насколько охотно соглашаются управляющие компании и жильцы подъездов по твоим наблюдениям?

– Смотря как продавать. Если им просто предлагать домофон, то, скорее всего, никто не согласится. А можно спрашивать, какие у них есть проблемы – а они, скорее всего, есть. Например, в подъезд кто попало ходит, воруют или есть неплательщики. Наш домофон может ограничивать вход в подъезд. Не блокировать – это запрещено законом – но ограничивать, усложнять.

– Какие у вас основные затраты?

– Вложения были на этапе разработки и подготовки самого устройства. Сейчас больших вложений не требуется, кроме того, что надо платить налоги, зарплату разработчикам, а еще – бухгалтерской конторе или юридической фирме. Корпус стоял 300 000 руб. Себестоимость одного домофона получается 7 000 рублей. Плюс расходы по мелочам. Например, что-то не получилось, угробили – купили заново. Одно время мы снимали офис, потом решили от него отказаться, поскольку у нас крупного потока продаж нет, а разработку вести не требовалось. Мы решили не вести бесконечную разработку, пока не идут активные продажи: нет смысла бесконечно пилить продукт до какого-то эфемерного идеала. Поэтому офис мы убрали, а разработчики могут работать и удалённо.

– Сколько вы зарабатываете с уже установленных домофонов?

– У них ежемесячное обслуживание, и оно зависит от того, где и сколько мы установили. Ежемесячно мы берём по 30-40 руб. с квартиры, цена как за обычный домофон. Домофон, бывает, стоит 60 руб. Зависит от количества квартир, потому что  нагрузка на сеть будет разная. У нас бюджетный домофон, который работает как мобильный телефон, поэтому мы ещё платим за связь. Расход зависит от того, сколько в среднем минут уходит на связь ежемесячно. Мы ещё можем зарабатывать на проведении дополнительных услуг, например, на проведении онлайн-голосований, уведомлений жильцов о чём-либо, продаже дополнительных ключей – из этого складывается ежемесячный доход.

– У тебя есть другие проекты?

– Я занимаюсь разработкой сайтов и общественной деятельностью. Поскольку я инвалид, я всё равно так или иначе вращаюсь в этих кругах.

– Ты чувствуешь, что это меняет мир в лучшую сторону?

– Хотелось бы на самом деле больше какого-то импакта. Движение есть, конечно. Вообще, раньше я этого боялся и бежал от этого, был резко против таких мероприятий. Примерно до 2017 года я в этих кругах вообще не вращался. Я боялся, что меня начнут использовать для выдавливания слез, скажем так. Меня это всегда раздражало. Я никогда не хотел, чтобы ко мне испытывали какую-то жалость, она мне не нужна. Я стремился все делать сам, а не просить помощи. Всегда есть такая тема в этих движениях: показывают по телевизору для выдавливания слез. Я этого боялся. А сейчас нет, потому что у меня есть уверенность, что я не только этим занимаюсь. Это только одна из сфер моей деятельности. Я считаю, что мне это помогает не закисать на чем-то одном. Поэтому я не хочу бросить 110% своих сил на «Вездефон»: я боюсь, что тупо замылится глаз, я зациклюсь на одном, и это будет уже слишком. Но я не хочу добавлять ещё какие-то деятельности, потому что есть распылиться на все, то тогда вообще ничего не получится.

– А что могут сделать такие проекты, как «Вездефон»? Ты же, получаетя, занимаешься социальным предпринимательством?  

– 50/50. Наш бизнес социальный наполовину.

Поэтому в первую очередь необходимо, чтобы проект зарабатывал, развивался, и тогда он может нести какую-то идею. А если денег нет, то что? Ну, молодец, что ты такой социальный, но что с того?

– Что ты делал в акселераторе ФРИИ?

– Мы прошли все этапы ФРИИ: преакселератор, заочный и очный акселератор. На очном акселераторе была основная работа. Мы выдвигали разные гипотезы, как продавать продукт. Доходило до того, что раскидывали объявления по Москве, делали сайты, чтобы собирать статистику. Многие гипотезы просто отметались. Например, поняли, что расклейка объявлений не работает. Потом пришли к выводу, что самый действенный способ – звонки через базу управляющим компаниям и проведение проблемного интервью. Но самое важное, что произошло за время акселератора, это, конечно, первая продажа в Москве.

– Ты доволен результатом?

– Мне кажется, мы могли большего достичь. Но, в общем, я уже доволен, что мы смогли сделать первую продажу и что в принципе поняли, что это реально. Это было важно. На тот момент у нас не было никакого опыта в плане продаж, и это был жирный такой плюс к осознанию того, как это вообще должно происходить.

– А вы ещё резиденты «Сколково». Сложно было попасть?

– На сайте «Сколково» можно подавать заявку, мы ее заполнили. В первый раз нас отшили по формальным признакам. Потом мы чуть-чуть поправили заявку, снова подали, и нас взяли. Это оказалось довольно просто, хотя многие, в том числе томские эксперты, говорили, что домофон не может быть резидентом «Сколково»: простая разработка, ничего интересного.

– А как же его польза?

– Как выяснилось, члены жюри в «Сколково» решили, что это все-таки интересный проект, поэтому нас отобрали.

– И как это вам помогает развиваться?

– «Сколково» предоставляет разные гранты . Например, затраты на корпус, который мы сейчас разработали, возмещаются за счет их средств. Дизайнеров нам тоже посоветовали там, это нам помогает. Хотя отчётность у них сложная, зачастую неадекватно сложная: достаточно много надо предоставлять документов, и требования к ним очень высокие. Еще они частично возмещают затраты за проведение различных выставок. 75% могут. Хотя для Москвы резидентство в «Сколково» означает шарлатанство какое-то. Если в регионах наоборот реакция: «Ооо, “Сколково”», то в Москве: «Ааа, “Сколково”…».

– Почему, как ты думаешь?

– Ну, не знаю, типа, мутите деньги.

– Какие у вас планы на ближайшее время?

– В проекте развитие умного многоквартирного дома и подъезда. Можно подключать системы к домофону: счётчики различные, даже лифты. Так домоуправление может лучше мониторить, что происходит с их домом. Это позволит все это дело упростить и убыстрить: не надо будет ходить по домам и снимать данные с этих счетчиков. Уже есть счетчики, которые могут передавать данные беспроводным способом, а домофон мог бы эти данные собирать, поскольку у нас есть свой облачный сервис. На этом, кстати, можно было бы зарабатывать.

– Эта идея пока в проекте или уже есть какие-то разработки?

– В проекте пока, потому что я не вижу смысла пока новые разработки активно начинать. У нас сейчас ведётся разработка для частных домов. Там кое-что, конечно, нужно будет переделать: зачем нам клавиатура на частном доме или корпус обычного подъездного домофона? Это будет как-то глуповато выглядеть.

– А ты сам дальше собираешься заниматься бизнесом или у тебя есть ещё какие-то идеи, планы?

– Пока нет, не хочу чем-то новым заниматься. Я хочу довести домофон уже до конкретно зарабатывающей системы и масштабировать это. У меня есть разные проекты в голове, в том числе и социальные, но пока я не хочу их начинать, потому что не хочу распыляться. И так достаточно задач, которые постоянно висят, и не следует что-то ещё добавлять.

– А как ты воспринимаешь то, что у тебя со студенческих лет уже свой собственный проект? Были сложности, связанные с возрастом?

– Да на самом деле я как-то никогда это особенно не выделял. Мне было непонятно, почему некоторые люди ничего не хотят, ищут отговорки, что у них нет времени или что сейчас у них ничего не получится, нет опыта, что надо ставить какие-то пункты, после которых можно чем-то заниматься. Я никаких пунктов не ставил. Забавно, конечно, так говорить, но я живу по принципу: вижу цель – не вижу препятствий.